Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Вы называете это комедией, дорогой лорд? — проговорил он. — А разве вы не соглашаетесь непрерывно разыгрывать комедию с прообразом андреиды? Ведь, как сами вы признались, вам неизменно приходится утаивать от нее ваши истинные мысли из простой вежливости.
О, сыщется ли под солнцем такой причудник, который отважился бы вообразить, что не разыгрывает комедии вплоть до часа смерти? Противное утверждают лишь те, кто не знает роли. Все разыгрывают комедию поневоле! И каждый — с самим собою. Быть искренним? Вот единственная подлинно неосуществимая мечта. Быть искренним! Как это возможно, когда никто ни в чем не убежден твердо, когда не знаешь сам себя! Всяк хотел бы убедить ближнего, что сам в чем-то убежден (в то время как голос сознания, сколько ни заглушай, вопиет, что сомнительность этого убеждения зрима, слышима, ощутима!). А чего ради? Всего лишь дабы щегольнуть твердостью воззрений, хотя бы напускной, никого ни на миг не обманывающей и принимаемой на веру собеседником лишь притворно… с тем чтобы ему в ближайшем времени отплатили тем же. Комедия, повторяю. Но если бы люди могли быть искренними, ни одно общество не просуществовало бы и часу — поверьте, все только и делали бы, что уличали друг друга! Да самый прямодушный человек, захоти он пробыть искренним хоть минуту, поневоле либо сам окажется с битой физиономией, либо вынужден будет расквасить ее кому-то из себе подобных, могу держать пари. Снова повторю, любое мнение, на которое мы отважимся, может быть лишь относительной истиной, подверженной бессчетным влияниям времени, среды, умонастроений и т. п., иной возможности уровень наших знаний не дает! А в любви? О, если влюбленные могли бы когда-нибудь увидеть друг друга такими, какими являются в действительности, и действительно узнать то, что думает каждый из них, а также каким каждый из них представляется другому, их страсть сошла бы на нет в единый миг! К счастью для себя, они всегда забывают про непреложный закон физики: «Два атома не могут соприкоснуться». II удается им проникнуть всего лишь в бесконечную иллюзию, обретающую плоть в ребенке и дающую возможность продлевать род человеческий.
Без иллюзии все гибнет. От нее никуда не денешься. Иллюзия подобна свету. Взгляните на небо: то, что находится над слоями атмосферы, на высоте каких-нибудь четырех-пяти миль, — беспросветно черная бездна, усеянная тускло-красными угольками. Свет небесный создают для нас облака, символизирующие Иллюзию! Без них все оделось бы Мраком. Итак, само наше небо разыгрывает комедию Света — и мы должны следовать священному его примеру.
Что до влюбленных, стоит им только помыслить, что они знают друг друга, — и вот уже их не связывает ничего, кроме привычки. Каждый из них дорожит тем запасом впечатлений и измышлений, которыми питается взаимность; каждый дорожит призраком, что сотворило его воображение, но — вечно чужие! — они не дорожат теми образами друг друга, которые открылись, как они считают, их познанию! Неизбежная комедия! Что же касается той, кого вы любите, то, поскольку она всего-навсего комедиантка, поскольку она достойна вашего восхищения, лишь когда «разыгрывает комедию» и лишь в такие мгновения пленяет вас безоговорочно, разве не предпочтительней андреида в обличии мисс Алисии, ведь андреида — это совокупность таких вот избранных мгновений, навсегда остановленных благодаря великому волшебству науки?
— Все это очень похоже на правду, — сказал грустно молодой человек. — Но… вечно слышать одни и те же слова! И каждый раз видеть при этом все то же выражение лица! Думаю, очень скоро комедия эта покажется мне… однообразной.
— Утверждаю, — сказал Эдисон, — что всяческая новизна во вред любви, ибо уменьшает очарование любимого существа, омрачает страсть и развенчивает мечту. Вот причина быстрого пресыщения, наступающего, когда влюбленным открывается — или они полагают, что открывается, — истинная натура любимого существа, прежде таившаяся за пленительными покровами. В этом влюбленным видится лишь еще одно несходство с мечтой! И этого часто довольно, чтобы любовь сменилась отвращением и ненавистью,
Почему?
А вот почему: если один лишь образ приносит радость, стало быть, естественно стремление сохранить этот образ в душе таким, каков он есть, неомраченным и неизменным; ибо лучшее — враг хорошего, и лишь новизна приносит нам разочарование.
— Да, это так! — пробормотал лорд Эвальд с задумчивой усмешкой.
— Так вот, андреида, как уже было сказано, всего лишь застывший образ первых часов любви, идеальный образ, который вечен в своей идеальности, и вы готовы жаловаться, что любовь не сможет более взмахнуть крылами и улететь от вас? О человеческая натура!
— Подумайте также, — проговорил лорд Эвальд, усмехаясь, — что все чудеса механики, спрятанные под оболочкой, которая покоится на этом столе, — всего лишь неодушевленная и мертвая совокупность субстанций: их взаимодействие творит чудо, но им не осознать ни процесса, ни конечного результата.
Вы можете смутить мне зрение, чувства и разум этим магическим видением, но я-то, смогу ли я позабыть, что оно — всего лишь безличная машина? «Как любить нуль?» — взывает ко мне трезвый разум.
Эдисон поглядел на англичанина.
— Я доказал вам, — отвечал он, — что в любви-страсти все — лишь суета, помноженная на ложь, иллюзия, помноженная на бессознательность, болезнь, помноженная на обман чувств. Любить нуль, говорите вы? Повторю: что за важность, если сами вы — некая величина, стоящая перед этим нулем, ведь в точно таком положении вы уже находитесь по отношению ко всем нулям в жизни, но лишь от этого нуля не приходится ждать ни разочарования, ни измены!
Разве в сердце у вас не погасла сама мысль обладать любимой? Я предлагаю вам — и всячески это оговорил — лишь претворение образа вашей живой красавицы, то есть именно то, о чем вы попросили, когда воскликнули: «Кто ради меня извлек бы эту душу из этого тела!» И вот вы уже опасаетесь заранее, что исполнение желания сулит вам однообразие. Теперь вы хотите, чтобы Тень была такой же изменчивой, как Реальность! Что ж, я, не мешкая, докажу вам, с неоспоримой очевидностью, что на сей раз вы сами пытаетесь обмануться иллюзией, ибо вам наверняка известно, дорогой лорд, что Действительность сама по себе не настолько богата новизною, разнообразием и подвижностью, как вы хотите себя уверить! Напомню: язык счастья в любви и способы выражения смертоносных горестей далеко не столь разнообразны, как вы все еще предполагаете под воздействием тайной потребности сохранить, вопреки всему, свое отчаяние, ибо вы уже находите усладу в думах о нем.
Ученый помолчал в задумчивости.
— Увековечить один-единственный час любви — самый прекрасный тот, например, когда взаимные признания растворились в ослеплении первого поцелуя! Остановить этот час на лету, придать ему недвижность и обрести в нем самого себя! Воплотить в нем свой дух и самое свое заветное желание! Разве это не предел мечтаний каждого человеческого существа? И если люди длят любовь — при всех искажениях и утратах, на которые обрекают любовь последующие часы, — то лишь потому, что тщатся снова пережить идеальный этот час. О, только один этот час, но поймать его снова! Все остальные сладостны лишь постольку, поскольку продлевают его, напоминают о нем! Неповторимая радость, которая никогда не наскучит, великий час однообразия! Любимое существо — всего лишь творение любящего, его нужно постоянно завоевывать, и тщетны все попытки воскресить. Все прочие часы лишь обеспечивают золотой запас этого часа! Если б можно было сделать его еще прекраснее за счет лучших мгновений, пережитых у последующие ночи, час этот явился бы идеальным образом сбывшегося счастья.
Исходя из вышеизложенного, отвечайте: если бы ваша возлюбленная сказала вам, что воплотится навечно в образ того часа, который показался вам всех прекрасней, того часа, когда какое-то божество подсказало ей речи, непостижимые для ее разумения, но сделает это лишь при условии, что вы тоже будете повторять ей лишь те слова, которые стали- неотъемлемой частью этого часа, считали бы вы, что, принимая этот божественный договор, вы «разыграете комедию»? Разве вы не презрели бы все остальные человеческие слова? Разве эта женщина показалась бы вам однообразной? Разве стали бы вы жалеть о последовавших часах, когда она показалась вам столь непохожей на самое себя, что вы готовы были избрать смерть?
Разве не было бы вам достаточно ее взгляда, ее прекрасной улыбки, ее голоса, ее существа — таких, какими явил их вам этот час? Пришло бы вам в голову требовать от судьбы, чтобы она восстановила для вас прочие слова ее, почти всегда пагубные или незначительные, вернула предательские мгновения, сменившие иллюзию? Нет. Разве тот, кто любит, не повторяет любимой ежеминутно двух слов, упоительных и священных, но уже тысячекратно им произнесенных? И что требует он взамен кроме тех же двух слов либо многозначительного и радостного молчания?
- Мэр Кэстербриджа - Томас Гарди - Классическая проза
- Духовидец. Гений. Абеллино, великий разбойник - Фридрих Шиллер - Классическая проза
- Бен-Гур - Льюис Уоллес - Классическая проза
- Зеленые глаза (пер. А. Акопян) - Густаво Беккер - Классическая проза
- Золотой браслет - Густаво Беккер - Классическая проза
- В стране водяных - Акутагава Рюноскэ - Классическая проза
- Орельен. Том 1 - Луи Арагон - Классическая проза
- Астрея (фрагменты) - Оноре Д’Юрфе - Классическая проза
- Фламандские легенды - Шарль де Костер - Классическая проза
- Три часа между рейсами - Фрэнсис Скотт Фицджеральд - Классическая проза